Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе;
Ели и сосны безмолвно стоят в серебре.
Тихо, безлюдно, ни звука не слышно кругом;
Бор вековой позабылся таинственным сном,
В сизом тумане над белой поляной одна
Робко, как призрак, скользит золотая луна;
Блещет огнями на рыхлых алмазных снегах,
Ярко играя на скитских червонных крестах
Мирно обитель в сугробах навеянных спит,
Только вдали огонек одинокий блестит.
В келье сосновой, окутанной трепетной мглой,
Жарко лампада горит пред Иконой Святой.
Пламя, мерцая, то гаснет, то, вспыхнув, дрожит;
Старица Ксенья на Образ с любовью глядит.
Катятся слёзы из стареньких, слепеньких глаз;
Шепчут уста: «О, Господь, заступись Ты за нас!
Гибнет Россия; крамола по царству растёт;
Мучит нечистый простой православный народ.
Кровь обагрила родные леса и поля,
Плачет и стонет кормилица наша земля.
Сжалься, Спаситель, над тёмной безумной страной:
Души смири, распалённые долгой войной,
Русь Православная гибнет, на радость врагам;
Сжалься, Господь, не карай нас по нашим грехам.
Боже великий, создавший и твердь и моря,
К нам снизойди и верни нам родного Царя!..»
Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе;
Ели и сосны безмолвно стоят в серебре.
Тихо, безлюдно, ни звука не слышно кругом;
Бор вековой позабылся таинственным сном.
Жарко лампада горит пред Иконой Святой;
Старица смотрит — и видит Христа пред собой:
Скорбные очи с любовью глядят на неё,
Словно хотят успокоить, утешить её.
Нежно сказать: «Не печалься, убогая дщерь,
Духом не падай, надейся, молися и верь».
Робко лампада, мерцая, во мраке, горит;
Старица скорбно во мглу, в безнадёжность глядит.
Смотрит — и видит, молитву честную творя,
Рядом с Христом Самого Страстотерпца Царя.
Лик Его скорбен, печаль на державном Лице;
Вместо короны стоит Он в терновом венце;
Капли кровавые тихо спадают с чела;
Дума глубокая в складках бровей залегла.
Смотрит отшельница, смотрит, и чудится ей —
В Облик единый сливаются в бездне тене́й
Образ Господень и Образ Страдальца-Царя…
Молится Ксенья, смиренною верой горя:
«Боже великий, единый, безгрешный, святой,
Сущность виденья рабе безталанной открой;
Ум просветли, чтоб могла я душою понять
Воли Твоей недоступную мне благодать!»…
Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе;
Ели и сосны безмолвно стоят в серебре.
Тихо, безлюдно, ни звука не слышно кругом;
Бор вековой позабылся таинственным сном.
Жарко лампада пред образом Спаса горит;
Старица Ксенья во мглу, в безпредельность глядит.

Видит она — лучезарный, нездешний чертог;
В храмине стол установлен, стоит поперёк;
Яства и чаши для званых рядами стоят;
Вместе с Иисусом Двенадцать за брашной сидят,
И за столом, ближе всех, одесную Его
Видит она Николая, Царя своего.
Кроток и светел Его торжествующий Лик,
Будто Он счастье желанное сердцем постиг,
Будто открылись Его светозарным очам
Тайны, незримые нашим греховным глазам.
Блещет в алмазах Его драгоценный венец;
С плеч ниспадает порфиры червлёный багрец;
Светел, как солнце, державный, ликующий взор;
Ясен, безбрежен, как неба лазурный простор.
Падают слёзы из стареньких, слепеньких глаз:
«Батюшка Царь, помолись Ты, Кормилец, за нас!»

Шепчет старушка, и тихо разверзлись уста;
Слышится слово, Заветное слово Христа:
«Дщерь, не печалься; Царя твоего возлюбя,
Первым поставлю я в Царстве Святых у Себя!»
Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе;
Ели и сосны безмолвно стоят в серебре.
Тихо, безлюдно, ни звука не слышно кругом;
Бор вековой позабылся таинственным сном.

От древних лет, от лет давно минувших,
С седых времён родимой стороны,
Во мгле веков безследно потонувших,
Хранятся дивные преданья старины.

Они гласят, безсмертными устами,
Живую повесть скрывшихся веков,
О чудном городе с безсчётными церквами,
Ушедшем в озеро с зелёных берегов.

И в наши дни мятущегося ада,
В дни торжества неслыханного зла,
Из потонувшего в пучинах Китеж-града
Подземные гудят колокола.

Они зовут в обители родные,
Под своды мирные задумчивых церквей,
Где блещут радостью оклады золотые
В сиянье трепетном молитвенных свечей.

Туда, в далёкие таинственные дали,
В немую мглу мерцающих лампад,
Где вновь целя страданья и печали,
На нас глаза подвижников глядят.

Где дым кадил благоуханно реет,
Где клир гремит ликующей хвалой,
Где каждый звук и каждый образ веет
Давно забытой, милой стариной…

Туда, туда уносят нас мечтанья —
К былому прошлому великих светлых дней,
Унесших навсегда красу очарованья
В далёкий край безоблачных теней.

И в злые дни, когда мольбы и стоны,
Терзая нас, несут душе разлад,
Они зовут нас, благостные звоны,
В таинственный родимый Китеж-град.

К святыням прошлого, покинутого нами,
К тем алтарям, что смели мы не чтить,
К тому прекрасному, что гордыми сердцами,
Мы не умели, жалкие, любить…

Воспряньте ж все, покайтесь же, спешите ж
Сплотиться вновь, чтоб дать отпор врагам,
Он нас зовёт, безсмертный царский Китеж,
К своим святым, чудесным берегам.