Колокол

 

Колокол грянул, и медные звуки 
Полные скорби, рыданий и муки, 
Льются в кровавую даль, 
В даль, где пылает отчизна святая, 
В даль, где под игом от края до края, 
Стонут нужда и печаль. 
Зычно рыдает металл благородный, 
Честь пробуждая в стихии народной,
Песней призывной своей
Слышишь ли, Русь, эти вещие звоны,
Эти предсмертные русские стоны,
Вопли казнимых людей?
Встань! Поднимись величаво и грозно,
Сбрось с себя цепи, покуда не поздно,
Двери острогов открой.
И, обновлённая в муках неволи,
Выйди навстречу сознательной воли,
С чистой воскресшей душой.

 

<апрель 1921>, Королевство С.Х.С.

Лампадка

 

Люблю я с ранних лет лампаду:
Она душе даёт отраду
И тот целительный покой,
Что дорог в сутолке людской.

Я помню, в детстве, в дни субботы,
Когда кончались все работы
И, завершив недельный труд,
Спешил домой рабочий люд.

Седая нянюшка-старушка,
Былая наша хлопотушка,
Оставив вечный свой чулок,
Бралась за белый поплавок.

Фитиль прилежно заправляла,
В лампадку масла подливала
И, чиркнув серник озорной,
Лампадку дряхлою рукой

Благоговейно зажигала
И в сладком трепете шептала
Молитвы древности седой —
Наследье жизни молодой.

И пламя, вспыхнув,поднималось,
Лампадка ярко загоралась
И озаряла в тьме ночной
Божницы угол дорогой,

Где в ризах блещущих святые
Нам представлялись как живые,
Смотревшие с своих икон
На наш спокойный детский сон.

И так тогда спалось нам сладко,
Казалось, что в углу лампадка
Как верный и безсонный страж
Покой оберегала наш.


<октябрь 1943>,
г. Ницца 

Моей Родине

 

Прошла пора, когда в венце державном
Иконописною сияя красотой,
Блистала ты на троне православном,
Пленяя мир смиренной простотой.

Была тогда ты царственно прекрасной,
Святою Русью всюду ты звалась,
Перед тобой склонялся недруг властный,
Тебе хвала всеобщая неслась.

Теперь, увы, ты сделалась иною:
Ты свой покров священный совлекла,
И распалённая чудовищной враждою,
Себя на общее презренье обрекла.

Ты храмы древние кощунством осквернила,
Ты разгромила Божьи алтари,
Ты те богатства блудно расточила,
Что накопляли мудрые Цари.

В своём безумии и яростной гордыне,
Отдавшись вихрю гибельных страстей,
Ты обезчестила духовные святыни,
Ты перебила лучших сыновей.

И вот теперь, поганая, босая,
Вся обагрённая в дымящейся крови,
Ты мечешься, стеня и проклиная,
Без божества, без веры, без любви.

Забыв удел твоей прекрасной доли,
Победы громкие и славные дела,
Гонясь за призраком давно желанной воли,
Ты рабство худшее себе же создала.

Глумясь над совестью, святыни попирая,
Ты лезешь на рожон, ты падаешь в петлю,
Ты бесноватая, преступная, шальная, —
Но я твой сын! — и я тебя люблю!

Люблю за ширь стихийного размаха,
За кротость рабскую пред посланной судьбой,
За Крест Владимира, за Шапку Мономаха,
За Стеньки Разина разгулье и разбой.

Люблю тебя за то, что ты необычайна.
Как песнь твоих былин, как сказок вещий бред,
Что для чужих племён ты — вековая тайна
И что такой, как ты, другой на свете нет!


<11 ноября 1941>,
г. Ницца 

Молитва Россіи

 

У подножия Божественной Иконы
Слышатся рыдания и стоны,
Скорбного моления слова —
Это плачет, слезы проливая,
Наша мать несчастная родная,
Русь Святая — скорбная вдова…

Плачет Русь слезами покаянья,
Крестного жестокого страданья,
На Голгофе всенародных мук.
Плачет, прошлое величье вспоминая,
К Божьей Матери с отчаяньем взывая,
Видя зло и ненависть вокруг.

И в ответ из храмины надзвездной
Ей звучит любовно голос нежный
Кротко-благостной Царицы всех цариц,
Радость близкого спасенья предвещая,
Грешницу в печалях утешая,
Перед Ней простершуюся ниц:

«Ты не плачь, возлюбленная Мною,
Омофором Я тебя покрою,
Проведу чрез поприще скорбей
И рассеяв полчища безбожья,
Я верну тебе Помазанника Божья,
Прежний блеск и звон твоих Церквей.

Благотворною стезею покаянья
Ты дойдёшь до прежнего сиянья,
До воздвиженья победного Креста,
Станешь вновь ты прежнею, былою,
Русью славною, великою, святою,
Магдалиной, жаждущей Христа»…


<1942>,
г. Ницца 

На родном пепелище

 

Стою на развалинах барского дома.
Как местность мне эта мила и знакома!
Здесь были постройки; там — липовый сад,
Питомник, и к речке обрывистый скат…

А там, за рекой, безконечные степи,
Холмов и курганов зелёные цепи.
Далёкий, безбрежный, родимый простор,
Манящий к себе зачарованный взор.

Когда-то здесь мирная жизнь протекала;
Любовь благодатно и нежно сияла;
Здесь слышался смех шаловливых детей,
В свободное время весёлых затей.

Здесь отдых и труд сочетались любовно,
Здесь дни протекали торжественно-ровно,
Сменяя владельцев роскошных хором,
Украшенных старым дворянским гербом.

И вот, затуманились своды лазури.
Пронёсся порыв разрушительной бури;
Господские службы, конюшни и дом,
Как смерч, уничтожил безумный погром…

В смятеньи гляжу я на кучи обломков,
В которых погибли для наших потомков
Прекрасные образы светлых веков
И творческий гений отцов-стариков.


<1917>,
г. Елец 

На чужбине

 

Роняет лес багряный свой убор,
Одел туман пустынные равнины,
Синеет моря южного простор,
И мирно спят прибрежные лощины…

Не нашей осенью сияют небеса,
Не нашей осени мы чувствуем дыханье,
Не те холмы, овраги и леса́
Волнуют помыслы, надежды и желанья…

О родина! о дорогая мать!
Как тяжела с тобой жестокая разлука,
Как горько нам о прошлом вспоминать
И как гнетёт нас длительная мука…

Сегодня день, день тризны дорогой!
День памятный лицейской славной были,
Когда стекались мы веселою толпой
Под отчий кров, что все́ мы так любили.

Сегодня, да, сбирался стар и млад
В знакомый зал с накрытыми столами,
Где с серых стен портретов царских ряд
Глядел на нас Монаршими очами.

Здесь, слившись радостно в единую семью,
Забыв различье лет, чинов и положений,
Переживали вновь мы молодость свою
Во всей красе прекрасных побуждений.

Мы оживали вдруг! Мы молодели вновь!
Мы делались опять все теми же, как прежде:
Сиял наш взгляд! В груди кипела кровь!
И пылкою душой вверялись мы надежде…

Был празднично хорош наш задушевный пир,
Слова приветствий воздух оглашали,
И робкие жрецы лицейских юных лир
Бряцаньем струн в нас трепет пробуждали.

Так было там! — на родине! — у нас!
Но рок сулил не радость, а кручину,
Заставив нас, быть может, лишний раз
В изгнаньи праздновать святую годовщину.

И мы не сетуем! Нет, крепко верим мы,
Гоня долой проклятое сомненье,
В паденье близкое безбожной власти тьмы
И в наше общее благое воскресенье.

Когда опять в былой красе своей
Восстанет Русь, родная нам по вере,
И вновь откроет нам ликующий Лицей,
Как детям мать, отеческие двери!..


<19 октября 1949>, г. Ницца

Наше Царство

 

 


«В мире скорбны будете, но дерзайте!»
Слова Спасителя



Наше Царство теперь
Не от мира сего.
У нас отнято всё,
У нас нет ничего.
Нет ни пяди земли́,
Нет роскошных палат,
Нет богатств родовых,
Услаждавших наш взгляд,
Всё повержено в прах,
Всё затоптано в грязь,
И порва́лась на век
С жизнью прошлою связь.
Разлетелись, как дым,
Идеалов мечты,
Нет стремлений былых,
Нет былой красоты.
По насмешке шальной
Безпощадной судьбы —
Мы невольники бед,
Лиходеев рабы.
И в изгнаньи томясь,
Под жестоким крестом,
В край нездешний идём
Мы во след за Христом.


<1946>, г. Ницца

Наш храм

 


«Яко да под державою Твоею
всегда храними»
(Акафист Державной иконе Божией матери)


 


Не терпит Бог людской гордыни,
Не с теми он, кто говорит:
«Мы — соль земли, мы — столб святыни,
— Мы — Божий меч, мы — Божий щит!»
Не с теми Он, кто звуки слова
Лепечет рабским языком,
И — мертвенный сосуд живого —
Душою мертв и спит умом.
Но с теми Бог, в ком Божья сила,
Животворящая струя,
Живую душу пробудила
Во всех изгибах бытия.
Алексей Хомяков



Не блещет золотом окладов
Наш небольшой и бедный храм,
И не пленяют чуждых взглядов
Узоры красок по стена́м.

Зато царит в нём мир покоя
И Божьей правды благодать
И так легко у аналоя
Молиться, верить и мечтать.

Мечтать о страждущей России,
Мечтать о Церкви нам родной,
И поминать на Литургии
Царя с пресветлою Семьей.

Какой-то кротостью небесной
Вкруг самый воздух напоён
И веет благостью чудесной
От бедных, простеньких икон.

Сама Державная Царица
Здесь в Божьей келии живёт
И нас, как яркая зарница,
Сквозь тьму житейскую ведёт.

Ведёт к святому воскресенью
Того, Кто в кротости Своей
Простив врагам, преда́л забвенью
Все оскорбленья буйных дней.


<11 июня 1932>, г. Ницца

Немногим

 


«Блажени изгнании правды ради, 
яко тех есть Царство Небесное.»
(Мф. V, 10)



Блажен, кто в дни борьбы мятежной,
В дни общей мерзости людской,
Остался с чистой, белоснежной,
Неопороченной душой.
Блажен, кто в годы преступлений,
Храня священный идеал,
От повседневных искушений
Умом и сердцем устоял.
Блажен, кто, вписывая повесть
В скрижали чёткие веков,
Сберёг, как девственница, совесть
И веру дедов-стариков.
Блажен, кто Родину не пре́дал,
Кто на Царя не восставал,
Кто чашу мук и слёз изведал,
Но малодушно не роптал.


<май 1921>,
Старый Футог 

Обнажённая

 


«Allons, enfants de la patrie,
le jour de gloire est arrive!» 
Слова Марсельезы



Ты грезилась певцам пленительной девицей,
Принцессой сказочной, волшебницей очей,
Богиней красоты, блистательной царицей,
Прекрасным призраком задумчивых ночей.

Была ты хороша, как гре́за, как виденье;
Была ты нам мила, как утро, как весна,
И в сердце и в мечтах царила ты одна.
И звали мы тебя в страну скорбей и муки

Упрямою мольбой рыдающих цевниц;
К тебе, к твоим стопам мы простирали руки
И падали в тоске перед тобою ниц.
Казалось нам, что ты кумир священный,

Сама любовь божественной души,
Что ты наш идеал, наш пламень вдохновенный,
Торжественный напев, раздавшийся в глуши.
...................................

И ждали мы тебя, красавица-свобода,
С улыбкой девственной и женской красотой,
«Родную нашу мать», печальницу народа,
Несущую с собой нам радость и покой.

И ты пришла; но был твой лик ужасен:
Свирепый взгляд пронзал своим лучем.
Твой образ был порочно-сладострастен,
И шла ты к нам не с миром, а с мечем.

Смеялась ты, но смех был дик и страшен:
Пред ним народ невольно трепетал;
И рушились дворцы и стены старых башен,
И яростный огонь селенья пожирал.

Но вот блеснул твой меч, зовя на пир кровавый,
И алая река по царству потекла;
А ты — по трупам шла, довольная забавой,
И к мести злую чернь манила и влекла.

На стон и вопли жертв ты отвечала смехом,
Вонзая в их тела отравленную сталь,
И радостный твой крик звучал звериным эхом,
Несущимся к толпе в бунтующую даль.

И не было тех мук, и не было тех пыток,
Которых не явил твой плотоядный ум;
Кровавую струю пила ты, как напиток,
Под дикий лязг мечей и черни буйный шум.

Горел, дымясь, пожар. Кровавой багряницей
Окутан был окрест пылавший небосклон;
Безумный зверь-народ с свободою блудницей
Злодейски пировал под вопли, плач и стон.

Кипел и рос разврат; лилась рекой сивуха,
Пленял собой толпу разнузданный эдем,
И, разжигая пыл метущегося духа,
На оргии злодейств ты отдавалась всем.

Ты лобызала чернь кровавыми губами,
Губами хищными ночного упыря;
Плясала ты канкан над мрачными гробами,
Восторги и любовь преступникам даря.

Пьяня сердца людей, маня рассудок новью,
Чудовищную страсть будя в толпе зверей,
На дьявольском пиру ты упивалась кровью,
Детей насилуя в глазах у матерей.

С проклятьем и хулой ты разрушала Храмы,
Громила алтари в кощунственном пылу
И, смрадом заглушив кадильниц фимиамы,
Топтала злой пятой священную золу.

Свистал свинец, ревел орудий грохот,
Косила смерть колосья русских нив,
И слышался везде твой кровожадный хохот
— Развратных оргий дьявольский призыв…

Струилась кровь, сливаясь в красном море;
Рубил мечем неистовый палач —
То было русское, безвыходное горе,
То был великий, всенародный плач!

Свобода, равенство и светлый лозунг братства
Насмешкой дьявольской теперь казались нам;
И сколько было в ней коварного злорадства,
Как жалки были мы, причтенные к врагам!

В дымящейся крови и в бездне преступлений,
В чаду безумств и в злобе торжества,
Постигли поздно мы весь ужас заблуждений,
Без маски увидав уродство божества.

Надежды рушились с разбитыми мечтами,
С стремленьем к истине и вечной красоте,
И правда горькая с кровавыми устами
Пред нами встала в гнусной наготе.

И в яростных устах и дьявольской улыбке,
В безумном ужасе, мы явственно прочли,
Что доверялись мы обману и ошибке
И ложною тропой к туманным целям шли.

Что на земле, увы, нет братства и свободы,
Что равенство людей — пустой, фальшивый звук,
Что вечною борьбой заражены народы,
И пьёт из мухи кровь безжалостный паук.

Упала с наших глаз блаженная повязка,
Заветные мечты рассеялись, как пыль.
Как хороша была пленительная сказка,
И как страшна теперь мучительная быль!


<1918>,
г. Армавир 
















 

Бесплатный хостинг uCoz