СвободаСлова: С. Бехтеев Желанное, светлое слово "Свобода" - Прекраснейший лозунг на вид. В устах исступлённого зверя-народа Преступной насмешкой звучит.
Свобода - темница, свобода - оковы, Свобода - законный грабёж. Свобода - венец, как и прежде, терновый. Такая ужасная ложь.
Свободный народ, позабывший про Бога, Кого же, безумный, ты ждёшь? Что делать ты будешь с твоею свободой, Которая в сущности - ложь.
Желанное, светлое слово "Свобода", Без веры его не поймёшь. В устах обозлённого дикого сброда Такая свобода есть ложь.
Желанное, светлое слово "Свобода" - Прекраснейший лозунг на вид. В устах исступлённого зверя-народа Преступной насмешкой звучит.
В устах исступлённого зверя-народа Преступной насмешкой звучит.
Что такое свобода и для чего она нужна? 94 года назад была расстреляна Царская Семья. Расстреляна во имя свободы. А свобода нужна была для того, чтобы грешить свободно. Как пишет Лев Тихомиров, «Демократия выражает доверие к силе количественной. Аристократия выражает преимущественное доверие к авторитету, проверенному опытом; это есть доверие к разумности силы. Монархия выражает доверие по преимуществу к силе нравственной».
«Всякое начало власти, для существования и действия, должно понимать, в чем источник его силы, для того чтобы его хранить и развивать. Так, например, демократия, выражающая мнения, дух и стремления количественной силы нации, естественно должна поддерживать все условия, при которых количественная сила большинства сохраняет способность преобладать над силой качественной или нравственно-идеальной. Масса народа в демократии должна быть как можно выше. Все проявления аристократии умственной или какой бы то ни было - опасны для демократии (как Верховной власти). Господство над умами и совестью какого-либо всеобъемлющего нравственного идеала, способного стать более авторитетным, нежели народная воля - столь же опасно. Политика уравнения существенно необходима для сохранения демократии в качестве власти Верховной.
Аристократия, чтобы оставаться государственной верховной силой, должна и в действительности поддерживать качественное превосходство свое. Одни привилегии и фактическое господство не могут упрочить ее, и она должна в политике своей преследовать цель оставаться качественно высшей силой, как сословие гражданское, военное или промышленное. В свою очередь и монархия, для развития и поддержания своего, должна опираться на силы, именно ей свойственные. Так, например, и для монархии нужна могущественная организация управления, высокого технически, соединяющего единство действия с совершенством специальных властей и т. д. Но прежде всего монархии приходится заботиться о своей способности быть выразительницей высшего нравственного идеала, а следовательно заботиться больше всего о поддержании и развитии условий, необходимых для сохранения в народе этих высших идеальных стремлений, и тех условий, которые для самого монарха наиболее облегчают возможность чуять и наблюдать душу народную, чтобы быть всегда с ней в единении». Монархия, таким образом, есть строй, который требует высокого нравственного уровня народа и стремится, для продолжения своего существования, этот высокий нравственный уровень поддерживать. В то время, в начале ХХ века, российский народ и его высшее общество стали тяготиться монархией. Тяготиться стали как раз по той причине, что монархия стремится поддерживать высокий нравственный уровень в народе для продолжения своего существования. А обществу и народу захотелось жить в своё удовольствие, безо всяких нравственных тормозов. Для общества и народа была нужна свобода грешить в своё удовольствие. А тут: Царь со своей Церковью, со своими попами, которые всё время напоминают о том, что грешить нельзя. Вполне закономерно, что Царскую Семью расстреляли. И на этом не остановились. Стали систематически истреблять священнослужителей и монахов, всех верующих людей. Об этом хорошо написал Сергей Бехтеев в своём стихотворении «Великий Хам»: Великий Хам
Он идет, великий Хам, многорукий, многоногий, Многоглазый, но без-богий Беззаконный, чуждый нам.
Слышим, слышим - это он С грубой наглостью смеется; Это он галдит, плюется И смердит со всех сторон
Посмотри - он на глазах Топчет розы, рушит зданья, Вековые изваянья Повергая дерзко в прах.
Видишь - он уж здесь и там, Возле нас и вместе с нами; Мы стоим пред ним рабами, Шепчем: "Сжалься, грозный Хам"
"Шапки к черту предо мной! Я пришел, стихийно-дикий! Я - ваш царь, я - Хам великий, Вам ниспосланный судьбой.
В красной пляске круговой Храмы я, смеясь, разрушу; Вырву сердце, вырву душу У живущих головой.
Я заставлю пред собой Колебаться в страхе троны; Я к ногам своим короны Брошу с дьявольской хулой.
Позабудьте навсегда Знанья, роскошь и искусства: Я вам дам иные чувства, Чувства, чуждые стыда.
Так иди ж на общий пир, Зверь стобрюхий, многоликий; Я - ваш царь, я - Хам великий; Я сотру культурный мир!.."
г. Орел, март 1917 г. Типичный образ хама, дорвавшегося до власти, изобразил Михаил Булгаков в своей повести «Собачье сердце». Это Шариков. Вот она: свобода. Свобода для Шариковых, для хамов. И лозунг был вброшен в массы вполне подходящий уровню развития Шарикова: «грабь награбленное». А Государь? Вот как пишет о нём Сергей Бехтеев:
Виденье Дивеевской старицы
Зима лихолетий 1917 года
Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе; Ели и сосны безмолвно стоят в серебре. Тихо, безлюдно, ни звука не слышно кругом; Бор вековой позабылся таинственным сном, В сизом тумане над белой поляной одна Робко, как призрак скользит золотая луна; Блещет огнями на рыхлых алмазных снегах, Ярко играя на скитских червонных крестах Мирно обитель в сугробах навеянных спит, Только вдали огонек одинокий блестит. В келье сосновой, окутанной трепетной мглой, Жарко лампада гори! пред Иконой Святой. Пламя, мерцая, то гаснет, то, вспыхнув, дрожит; Старица Ксенья на Образ с любовью глядит. Катятся слезы из стареньких, слепеньких глаз; Шепчут уста: "О, Господь, заступись Ты за нас! Гибнет Россия; крамола по царству растет; Мучит нечистый простой православный народ. Кровь обагрила родные леса и поля, Плачет и стонет кормилица наша земля. Сжалься, Спаситель, над темной безумной страной: Души смири, распаленные долгой войной, Русь Православная гибнет, на радость врагам; Сжалься, Господь, не карай нас по нашим грехам. Боже великий, создавший и твердь и моря, К нам снизойди и верни нам родного Царя!.." Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе; Ели и сосны безмолвно стоят в серебре. Тихо, безлюдно, ни звука не слышно кругом; Бор вековой позабылся таинственным сном. Жарко лампада горит пред Иконой Святой; Старица смотрит - и видит Христа пред собой: Скорбные очи с любовью глядят на нее, Словно хотят успокоить, утешить ее. Нежно сказать: "Не печалься, убогая дщерь, Духом не падай, надейся, молися и верь". Робко лампада, мерцая, во мраке, горит; Старица скорбно во мглу, в безнадежность глядит. Смотрит - и видит, молитву честную творя, Рядом с Христом Самого Страстотерпца Царя. Лик Его скорбен, печаль на державном Лице; Вместо короны стоит Он в терновом венце; Капли кровавые тихо спадают с чела;, Дума глубокая в складках бровей залегла. Смотрит отшельница, смотрит, и чудится ей - В Облик единый сливаются в бездне теней Образ Господень и Образ Страдальца-Царя... Молится Ксенья, смиренною верой горя: "Боже великий, единый, безгрешный, святой, Сущность виденья рабе бесталанной открой; Ум просветли, чтоб могла я душою понять Воли Твоей недоступную мне благодать!"... Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе; Ели и сосны безмолвно стоят в серебре. Тихо, безлюдно, ни звука не слышно кругом; Бор вековой позабылся таинственным сном. Жарко лампада пред образом Спаса горит; Старица Ксенья во мглу, в беспредельность глядит.
Видит она - лучезарный, нездешний чертог; В храмине стол установлен, стоит поперек; Яства и чаши для званых рядами стоят; Вместе с Иисусом Двенадцать за брашной сидят, И за столом, ближе всех, одесную Его Видит она Николая, Царя своего. Кроток и светел Его торжествующий Лик, Будто Он счастье желанное сердцем постиг, Будто открылись Его светозарным очам Тайны, незримые нашим греховным глазам. Блещет в алмазах Его драгоценный венец; С плеч ниспадает порфиры червленый багрец; Светел, как солнце, державный, ликующий взор; Ясен, безбрежен, как неба лазурный простор. Падают слезы из стареньких, слепеньких глаз: "Батюшка Царь, помолись Ты, Кормилец, за нас!"
Шепчет старушка, и тихо разверзлись уста; Слышится слово, Заветное слово Христа: "Дщерь, не печалься; Царя твоего возлюбя, Первым поставлю я в Царстве Святых у Себя!" Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе; Ели и сосны безмолвно стоят в серебре. Тихо, безлюдно, ни звука не слышно кругом; Бор вековой позабылся таинственным сном.
Старый Футог, 25 ноября 1922 г
Описанное мною выше видение Дивеевской старицы было мне передано моим родственником Арцыбушевым в г. Ельце в декабре 1917 г , куда он приехал прямо из Сарова, где он служил 6 декабря молебен о здравии Государя Императора и где он лично виделся и говорил с старицей. Так для чего нам нужна свобода? Если для того, чтобы грешить в своё удовольствие, то демократия для нас вполне подходит. И для Шарикова. И для хама. А если для того, чтобы к Богу приближаться, для того, чтобы спасать свою душу, то нам больше монархия подходит. Так мы с кем? С Шариковым? С хамом? Или с Государём?
|
|
|
|